23.09.2019

Углеродный след российской энергетики

Минэкономразвития прогнозирует, что в ближайшие десятилетия Россия утратит свои преимущества по показателю углеродоемкости электроэнергетики, поскольку мировой энергобаланс смещается в сторону возобновляемых источников энергии. При этом потенциал для развития в России гидро- и прочей низкоуглеродной энергетики, как и для повышения энергоэффективности экономики в целом, остается недоиспользованным

5 сентября в газете «Ведомости» вышла статья «Углеродный след российской электроэнергетики может в 3,5 раза превысить средний по миру». Реализация такого сценария создает риски сокращения российского несырьевого экспорта, поскольку товары и услуги стран с низким углеродным следом получат конкурентные преимущества относительно нашей продукции. Статья была подготовлена на основе материалов Минэкономразвития. Позднее министерство уточнило, что к 2035 г. углеродоемкость отечественной электроэнергетики превысит среднемировые показатели в 2,5-3,5 раза. Сейчас же, по данным ведомства, выбросы парниковых газов на единицу произведенной в России энергии примерно на 15% ниже мирового уровня.

Минэкономразвития объясняет потерю нашего преимущества по показателю углеродоемкости «активной трансформацией мирового энергобаланса» в пользу возобновляемых источников энергии (ВИЭ). Возникает закономерный вопрос, почему же нельзя и российскую энергетику трансформировать таким образом, чтобы наше преимущество не только сохранилось, но и увеличилось?

Строительство 5,4 ГВт солнечных и ветровых станций, которое планируется до 2024 г., как и  дополнительное введение еще 10 ГВт такой мощности, предлагаемое МЭР, не дадут России существенного преимущества по сравнению с другими странами. В одной только Германии установленная мощность ветровых электростанций в прошлом году достигала почти 59 ГВт, в ЕС в целом – 179 ГВт, в США – 94 ГВт, в Китае – 305 ГВт (по данным Международного агентства по возобновляемой энергетике IRENA).

Однако у России есть огромный потенциал в других источниках как безуглеродной, так и возобновляемой энергии, о которых зачастую забывают. Например, показательно, что среди крупнейших экономик наиболее низкий углеродный след (ниже, чем в России) имеют, в частности, Бразилия, Канада, Франция, Норвегия или Испания (см. рис.). И успех данных стран связан большей частью не с развитием солнечной или ветровой электроэнергии. Только в Испании доля таких ВИЭ в структуре потребления топлива электростанциями достаточно высока – 15% (по данным Международного энергетического агентства). Для остальных же стран ключевым источником безуглеродной энергии является гидро- или атомная энергетика. Доля гидроресурсов в структуре потребления источников энергии электростанциями Канады достигает 34%, Бразилии – 48%, Норвегии – 92%. Доля атомной энергии во Франции – 82%.

Может ли Россия развивать данные источники энергии? По объему мощности установленных АЭС мы сегодня занимаем 4 место в мире после США, Франции и Китая. Однако планы госкорпорации «Росатом» по строительству новых АЭС сегодня в основном концентрируются на проектах за рубежом, нежели в нашей стране. Портфель зарубежных проектов «Росатома» по строительству АЭС включает 36 блоков. При этом в России на конец прошлого года насчитывалось всего 37 эксплуатируемых атомных энергоблоков, а сооружалось лишь 4 новых энергоблока и одна плавучая атомная электростанция (ПАТЭС). 

Помимо атомной энергетики, еще чаще в России забывают о другом возобновляемом источнике энергии – ГЭС. По объему гидропотенциала наша страна находится на 2-м месте в мире после Китая. Однако Китай сегодня является лидером по числу построенных ГЭС, мощность которых составляет 27% от мирового объема – тогда как доля российских ГЭС, по данным Мирового энергетического совета (WEC), достигает лишь 4%. Такой низкий показатель для нашей страны во многом связан с тем , что до 90% гидропотенциала нашей страны не используется.

Нельзя забывать, что у России есть и иные возможности для снижения выбросов СО2. Так, энергоэффективность российской экономики сегодня в 2-3 раза ниже уровня развитых стран, и огромный потенциал по ее повышению до сих пор не реализуется. Доля угля в энергобалансе страны по-прежнему велика (около 18%), а следовательно есть возможности по отказу от этого «грязного» источника энергии.

Зачем нам низкий углеродный след? Даже если международные переговоры по выбросам парниковых газов продолжат пробуксовывать, тенденция по стимулированию низкоуглеродных производств затрагивает все большее число стран. Низкоуглеродность становится значительным конкурентным преимуществом на рынках. Выбирая стратегию низкого углеродного следа, компании начинают предъявлять соответствующие требования и к своим поставщикам в рамках всей производственной цепочки. Volkswagen уже ввел экологический рейтинг поставщиков, Hewlett Packard Enterprise (HPE) выставляет для них требования по снижению выбросов парниковых газов, Walmart сокращает число поставщиков с высоким углеродным следом, Apple проявляет заинтересованность в приобретении низкоуглеродного алюминия – основного материала для своей продукции. И число подобных примеров будет расти.

Смогут ли российские компании конкурировать в складывающихся условиях? Если углеродоемкость российской экономики вырастет в 2,5-3,5 раза – безусловно нет. Но если мы воспользуемся имеющимся преимуществом, переориентируем энергетическую стратегию на развитие низкоуглеродной энергии (прежде всего гидроэнергетики) и ускорим программу повышения энергоэффективности, то можем стать лидерами по уровню углеродного следа и заложить основу для конкурентоспособности наших компаний на десятилетия вперед.

Углеродный след российской энергетики
Минэкономразвития прогнозирует, что в ближайшие десятилетия Россия утратит свои преимущества по показателю углеродоемкости электроэнергетики, поскольку мировой энергобаланс смещается в сторону возобновляемых источников энергии. При этом потенциал для развития в России гидро- и прочей низкоуглеродной энергетики, как и для повышения энергоэффективности экономики в целом, остается недоиспользованным

5 сентября в газете «Ведомости» вышла статья «Углеродный след российской электроэнергетики может в 3,5 раза превысить средний по миру». Реализация такого сценария создает риски сокращения российского несырьевого экспорта, поскольку товары и услуги стран с низким углеродным следом получат конкурентные преимущества относительно нашей продукции. Статья была подготовлена на основе материалов Минэкономразвития. Позднее министерство уточнило, что к 2035 г. углеродоемкость отечественной электроэнергетики превысит среднемировые показатели в 2,5-3,5 раза. Сейчас же, по данным ведомства, выбросы парниковых газов на единицу произведенной в России энергии примерно на 15% ниже мирового уровня.

Минэкономразвития объясняет потерю нашего преимущества по показателю углеродоемкости «активной трансформацией мирового энергобаланса» в пользу возобновляемых источников энергии (ВИЭ). Возникает закономерный вопрос, почему же нельзя и российскую энергетику трансформировать таким образом, чтобы наше преимущество не только сохранилось, но и увеличилось?

Строительство 5,4 ГВт солнечных и ветровых станций, которое планируется до 2024 г., как и  дополнительное введение еще 10 ГВт такой мощности, предлагаемое МЭР, не дадут России существенного преимущества по сравнению с другими странами. В одной только Германии установленная мощность ветровых электростанций в прошлом году достигала почти 59 ГВт, в ЕС в целом – 179 ГВт, в США – 94 ГВт, в Китае – 305 ГВт (по данным Международного агентства по возобновляемой энергетике IRENA).

Однако у России есть огромный потенциал в других источниках как безуглеродной, так и возобновляемой энергии, о которых зачастую забывают. Например, показательно, что среди крупнейших экономик наиболее низкий углеродный след (ниже, чем в России) имеют, в частности, Бразилия, Канада, Франция, Норвегия или Испания (см. рис.). И успех данных стран связан большей частью не с развитием солнечной или ветровой электроэнергии. Только в Испании доля таких ВИЭ в структуре потребления топлива электростанциями достаточно высока – 15% (по данным Международного энергетического агентства). Для остальных же стран ключевым источником безуглеродной энергии является гидро- или атомная энергетика. Доля гидроресурсов в структуре потребления источников энергии электростанциями Канады достигает 34%, Бразилии – 48%, Норвегии – 92%. Доля атомной энергии во Франции – 82%.

Может ли Россия развивать данные источники энергии? По объему мощности установленных АЭС мы сегодня занимаем 4 место в мире после США, Франции и Китая. Однако планы госкорпорации «Росатом» по строительству новых АЭС сегодня в основном концентрируются на проектах за рубежом, нежели в нашей стране. Портфель зарубежных проектов «Росатома» по строительству АЭС включает 36 блоков. При этом в России на конец прошлого года насчитывалось всего 37 эксплуатируемых атомных энергоблоков, а сооружалось лишь 4 новых энергоблока и одна плавучая атомная электростанция (ПАТЭС). 

Помимо атомной энергетики, еще чаще в России забывают о другом возобновляемом источнике энергии – ГЭС. По объему гидропотенциала наша страна находится на 2-м месте в мире после Китая. Однако Китай сегодня является лидером по числу построенных ГЭС, мощность которых составляет 27% от мирового объема – тогда как доля российских ГЭС, по данным Мирового энергетического совета (WEC), достигает лишь 4%. Такой низкий показатель для нашей страны во многом связан с тем , что до 90% гидропотенциала нашей страны не используется.

Нельзя забывать, что у России есть и иные возможности для снижения выбросов СО2. Так, энергоэффективность российской экономики сегодня в 2-3 раза ниже уровня развитых стран, и огромный потенциал по ее повышению до сих пор не реализуется. Доля угля в энергобалансе страны по-прежнему велика (около 18%), а следовательно есть возможности по отказу от этого «грязного» источника энергии.

Зачем нам низкий углеродный след? Даже если международные переговоры по выбросам парниковых газов продолжат пробуксовывать, тенденция по стимулированию низкоуглеродных производств затрагивает все большее число стран. Низкоуглеродность становится значительным конкурентным преимуществом на рынках. Выбирая стратегию низкого углеродного следа, компании начинают предъявлять соответствующие требования и к своим поставщикам в рамках всей производственной цепочки. Volkswagen уже ввел экологический рейтинг поставщиков, Hewlett Packard Enterprise (HPE) выставляет для них требования по снижению выбросов парниковых газов, Walmart сокращает число поставщиков с высоким углеродным следом, Apple проявляет заинтересованность в приобретении низкоуглеродного алюминия – основного материала для своей продукции. И число подобных примеров будет расти.

Смогут ли российские компании конкурировать в складывающихся условиях? Если углеродоемкость российской экономики вырастет в 2,5-3,5 раза – безусловно нет. Но если мы воспользуемся имеющимся преимуществом, переориентируем энергетическую стратегию на развитие низкоуглеродной энергии (прежде всего гидроэнергетики) и ускорим программу повышения энергоэффективности, то можем стать лидерами по уровню углеродного следа и заложить основу для конкурентоспособности наших компаний на десятилетия вперед.

Читать дальше

Читайте также
Сформировать заказ ( 0 )