"Макроэкономический тупик: ищем выход"
В материалах, публикуемых Банком России в последнее время, в том числе в резюме обсуждений ключевой ставки, регулярно поднимается вопрос о том, удается ли в рамках текущей жесткости денежно-кредитной политики обеспечить «охлаждение внутреннего спроса», требуемое для замедления темпов роста цен. При этом необходимость данного «охлаждения» под сомнение не ставится ни самим ЦБ, ни многими комментаторами. Но что скрывается за этим тезисом о необходимости «охлаждения»?
Декларируемая потребность в «охлаждении» опирается на утверждение о наличии перегрева российской экономики. Наличие же перегрева обосновывается во многом фактом отклонения экономики от «траектории сбалансированного роста», которая предполагает, согласно оценкам Банка России, ежегодные темпы роста российского ВВП на уровне 1,5–2,5%. Но почему именно к таким темпам роста мы должны стремиться, «охлаждая» всеми средствами более динамично развивающуюся экономику?
Концепция траектории сбалансированного роста и, соответственно, перегрева или охлаждения экономики базируется на идее долгосрочного равновесия, при котором все ключевые показатели в экономике растут постоянным темпом, определяемым фундаментальными факторами. Отсюда исходит и концепция разрыва выпуска, которая фокусируется на отклонениях темпов экономического роста, безработицы, валютного курса и прочих макроэкономических показателей от своих долгосрочных равновесных значений. То есть политика ЦБ при выборе данного подхода базируется на том, чтобы пытаться ликвидировать отклонения текущего ВВП от его потенциального уровня, который, в свою очередь, оценивается на основе тренда. В частности, в «Основных направлениях единой государственной денежно-кредитной политики на 2024 г. и на период 2025 и 2026 гг.» между долгосрочным трендом и потенциальным темпом роста четко ставится знак равенства, а, например, зампред ЦБ Алексей Заботкин отмечал, что «мы выбираем такую траекторию возвращения инфляции к цели, которая позволит уменьшить отклонение выпуска от его потенциала».
Между тем вопрос о целесообразности выбора такого подхода на самом деле гораздо более фундаментальный, чем кажется на первый взгляд. Это вопрос фактически о том, какой путь развития выбирается для страны – инерционный или прогрессивный. Если мы готовы идти по инерционному пути, то текущая политика ЦБ, направленная на уменьшение отклонения выпуска от потенциала, определяемого трендом, абсолютно адекватна. Но если перед экономикой стоят более серьезные задачи, то появляется множество вопросов, например о том, насколько справедливо рассматривать потенциал роста экономики столь ограниченным. Темпы роста в 1,5–2,5% в год – это существенно ниже темпов роста мировой экономики в целом (по прогнозу МВФ, она будет в ближайшие годы расти с темпов свыше 3% в год), не говоря уже о том, что такие темпы не позволят решить множество вопросов, связанных и с перестройкой производственных и логистических цепочек, и с технологическим прорывом, и с инфраструктурным развитием, и с развитием человеческого капитала, и даже значительно усложнят решение задач обеспечения национальной безопасности.
Новый перечень национальных целей развития для прогрессивного пути развития при этом уже определен. В указе президента от 7 мая 2024 г. совершенно четко говорится, что одним из целевых показателей в области экономики является «обеспечение темпа роста валового внутреннего продукта страны выше среднемирового». И тут налицо базовое противоречие в нашей текущей макроэкономической политике: темпы экономического роста, которые Банк России рассматривает в качестве целевых, абсолютно не соответствуют ни потребностям экономики на сегодняшний день, ни национальным целям развития, на достижение которых ориентирована работа правительства.
Нам нужен экономический прорыв, существенное изменение и объемов валового продукта, и его структуры на фоне принятия того факта, что условий развития «как раньше» уже не будет. При этом нет ни одного примера существенного прорыва какой-либо страны в области экономического развития в ситуации, когда макроэкономическая политика бы базировалась на необходимости возвращения экономики к долгосрочному тренду. А вот обратные примеры есть. Самый яркий – пример советской экономики, в которой в определенный момент планирование перешло из режима целеполагания «от необходимого» к целеполаганию «от достигнутого», что в конечном итоге стало одним из факторов затухания темпов ее роста.
Низкая инфляция, к которой стремится Банк России, безусловно, очень важна и для населения, и для бизнеса. Но при этом важно понимать, что она может быть стабильно низкой, только если является результатом развития экономики, а не самоцелью. Важно, чтобы инфляция могла бы быть низкой на фоне растущих доходов и расходов населения, а не в результате попыток все время их ограничивать, особенно на фоне и так невысокого уровня потребления наших граждан по сравнению со многими развитыми странами. Мы уже наблюдали в России ситуацию, когда инфляция вроде бы низкая, а реальные доходы при этом почти не растут или даже падают. Например, в 2017 г. показатель инфляции опустился до минимального уровня в новейшей российской истории и составил 2,5%. Но только реальные располагаемые доходы населения до этого снижались на протяжении четырех лет подряд. А как только доходы стали восстанавливаться, так и инфляция сразу пошла вверх.
Отсюда следует, что для обеспечения стабильной и низкой инфляции куда более важным является не ограничение спроса, а расширение предложения. И Россия сейчас, с учетом всех имеющихся внешних ограничений, стоит перед необходимостью существенного наращивания производственного потенциала, и в первую очередь на базе повышения производительности труда. Расширение выпуска на базе роста производительности – вот что должно быть основой для снижения инфляции.
Опыт стран, прошедших через период сверхбыстрого роста, показывает, что на фоне ускорения экономической динамики темпы инфляции часто сначала тоже поднимались. Но в подавляющем большинстве случаев после вспышки роста цен на фоне позитивных изменений в экономике происходило последовательное замедление инфляции. Причем это было характерно как для бурно развивавшихся стран Азии (Южная Корея, Сингапур, Малайзия, Китай и др.), так и для стран послевоенной Европы (Германия, Испания).
Выход здесь не в том, чтобы распустить ЦБ, а денежно-кредитную политику сделать в каком-то смысле легкомысленной, по типу Турции. Наоборот, требуется очень осторожный и вдумчивый подход. Но он должен предполагать достижение низкой инфляции не через ограничение развития, а через построение экономики, для которой низкая и стабильная инфляция была бы просто частью ее структуры. Это предполагает приоритет расширения предложения над ограничением спроса, а с точки зрения целей самого Банка России это означает, что цель по инфляции в 4% должна быть для ЦБ не краткосрочной, а долгосрочной, на горизонте как минимум в 5–7 лет (что будет соответствовать инвестиционному циклу). Речь, конечно, не о том, что в краткосрочном плане инфляцию нужно отпустить в свободное плавание, но важно принять, что на этапе быстрого наращивания производственного потенциала ориентир по ней для ЦБ должен быть несколько выше и не вступать в противоречие с усилиями правительства.
Только при достижении национальных целей развития установление низкой инфляции станет действительно успехом макроэкономической политики. Потому что результаты этой политики принципиально важно рассматривать только в целом, а не по каждому показателю в отдельности.
Источник: Ведомости
